35

Всем нам свойственно ошибаться, сэр. Коль скоро вы признаете свою ошибку, дальнейшие объяснения излишни.

Уильям Конгрив.
Старый холостяк [26]

Крупнейшие воскресные газеты старались поддерживать достойное равновесие между объективной оценкой жизни и творчества Оуэна Куайна и зловещими, жестокими обстоятельствами его смерти.

«Литератор второго ряда, подчас оригинальный, но в последнее время тяготевший к самопародии, оттесненный современниками, но избравший свой несовременный путь», – констатировала на первой полосе «Санди таймс», обещая волнующие подробности внутри: «Читать дальше, с. 10–11: „Подсказки для садиста“», а рядом поместила мелкий портрет Кеннета Халлиуэлла {30} и анонс: «„Книги и книжники: литературные убийцы“. С. 3. Культура».

«Слухи о неопубликованной книге, которой, очевидно, и руководствовался убийца, в настоящее время просочились за пределы литературных кругов Лондона, – информировала своих читателей „Обсервер“. – Не будь издательство „Роупер Чард“ столь щепетильным, оно бы уже имело в своем активе мгновенный бестселлер».

«ПИСАТЕЛЬ-ШАЛУН ВЫПОТРОШЕН ВО ВРЕМЯ ИНТИМА», – вопил таблоид «Санди пипл».

По пути домой от Нины Ласселс Страйк купил все газеты, хотя идти по обледенелым тротуарам с газетами и тростью было не так-то просто. Кое-как добравшись до Денмарк-стрит, он подумал, что не стоило сейчас занимать руки – вчерашняя преследовательница могла появиться вновь, но этого не произошло.

Вечером он лежал на кровати, чтобы дать желанный отдых больной ноге, хрустел чипсами и читал новости. Факты, отраженные в кривом зеркале прессы, будили его мысль. Изучив материал Калпеппера в «Ньюс оф зе уорлд» («Источники, близкие к описанным событиям, подтверждают пристрастие Куайна к интимным забавам со связыванием, основываясь на показаниях его вдовы, которая, впрочем, отрицает, что знала об уединении писателя-извращенца в их втором доме»), Страйк швырнул газеты на пол, потянулся за блокнотом, всегда лежавшим рядом с кроватью, и составил себе памятку на следующий день. Инициал Энстиса в этом списке отсутствовал, зато против пунктов «Букинист» и «М. Ф.: дата съемки?» стояло заглавное «Р». Вслед за тем он отправил Робин SMS и напомнил, чтобы утром она остерегалась высокой женщины в черном пальто и не сворачивала на Денмарк-стрит, если заметит слежку.

На другой день во время недолгого пути от метро до офиса Робин не увидела никого отвечающего такому описанию и пришла на работу ровно в девять. Страйк сидел за ее столом и шарил в ее компьютере.

– Доброе утро. Снаружи все спокойно?

– Вполне, – ответила Робин, вешая пальто.

– Как Мэтью?

– Нормально, – солгала она.

Последствия скандала, вызванного ее поездкой в Девон, жгли Робин как огнем. На обратном пути в Клэпхем их с Мэтью перебранка то медленно бурлила, то извергалась как лава; от слез и недосыпа у Робин опухли глаза.

– Ему сейчас тяжело, – пробормотал Страйк, не отрываясь от монитора. – Мать похоронил.

– Мм… – неопределенно ответила Робин, ставя чайник и досадуя, что Страйк решил посочувствовать Мэтту именно сегодня, когда все указывало на то, что ее жених – законченный болван.

– Что ты там ищешь? – спросила она, поставив у локтя Страйка кружку с чаем и удостоившись невнятной благодарности.

– Хочу понять, когда записывалось интервью с Майклом Фэнкортом, – ответил Страйк. – Его передавали в субботу вечером.

– Я смотрела, – сказала Робин.

– Я тоже, – сообщил Страйк.

– Самовлюбленный остолоп, – высказалась Робин, садясь на обтянутый искусственной кожей диван, который почему-то не издавал неприличных звуков при контакте с ее телом.

Вероятно, сказывается разница в весе, подумал Страйк, а вслух спросил:

– Не заметила никакой странности в его рассказе о покойной жене?

– Крокодиловы слезы, – сказала Робин. – Это был явный перебор, особенно в свете его объяснений, что любовь – это иллюзия и так далее.

Страйк вновь покосился в ее сторону. Светлая, нежная кожа Робин пошла пятнами от избытка эмоций; припухшие веки говорили красноречивее всяких слов. Неприязнь, которую она проявляла к Майклу Фэнкорту, была, как догадывался Страйк, первоначально направлена на другой, возможно более заслуживающий этого предмет.

– По-твоему, он ломал комедию? Я тоже так считаю. – Страйк посмотрел на часы. – Через полчаса придет Кэролайн Инглз.

– Мне казалось, они с мужем помирились, разве нет?

– Устарелые сведения. Мадам просит о встрече: на выходных обнаружила в телефоне мужа какое-то сообщение. Итак, – Страйк тяжело поднялся из-за стола, – выясни, когда записывалось это интервью, а я пойду просмотрю свои заметки – хотя бы вспомню, чем она меня грузила. Потом у меня ланч с редактором Куайна.

– А я кое-что выяснила насчет отходов, которые выносят из медицинского центра вблизи дома Кэтрин Кент, – сказала Робин.

– Что же ты молчишь?

– По вторникам их вывозит специальная служба. Я туда позвонила, – сказала Робин, и по ее вздоху Страйк понял, что эта версия зашла в тупик. – Когда рабочие забирали мешки во вторник после убийства, они не заметили ничего странного или непривычного. Мне кажется, – отметила она, – это с самого начала было некоторой натяжкой: предполагать, что они могли не заметить мешок с человеческими внутренностями. По их словам, из медицинского центра выносят главным образом использованные шприцы и ватные тампоны, причем в специальных герметичных пакетах.

– Все равно надо было проверить, – приободрил ее Страйк. – Без тщательной проверки нельзя отбрасывать ни одну версию – это азбука сыска. Хочу, кстати, дать тебе еще одно поручение, если ты не боишься снега.

– Да я только рада выйти на воздух, – оживилась Робин. – Говори, что нужно сделать.

– Тот старичок-букинист, который якобы видел Куайна восьмого числа, очевидно, уже вернулся из отпуска.

– Без проблем, – сказала Робин.

В минувшие выходные она так и не собралась обсудить с Мэтью план Страйка направить ее на курсы следственной работы. Перед похоронами было не до этого, а после субботнего скандала, когда страсти и без того накалились до предела, такой разговор и вовсе выглядел бы провокацией. Но сейчас ей не терпелось выйти на городские улицы, что-нибудь прозондировать, расследовать, а вечером как бы между прочим поделиться с Мэтью. Хочет полной открытости – будет ему полная открытость.

Кэролайн Инглз, помятая блондинка, отняла у Страйка больше часа. Когда она, заплаканная, но полная решимости, наконец ушла, Робин сообщила:

– Запись интервью с Фэнкортом сделана седьмого ноября. Я позвонила на Би-би-си. Еле пробилась, но все же узнала.

– Седьмого, – повторил Страйк. – Это было воскресенье. А где снимали?

– Съемочная бригада выезжала к нему в Чу-Магну, – ответила Робин. – А что тебя насторожило в этом интервью?

– Посмотри еще раз, – сказал Страйк. – Наверное, на «Ютьюбе» можно найти. Меня удивляет, что ты сама ничего не заметила.

Уязвленная, Робин вспомнила, как Мэтью пытал ее насчет аварии на трассе М4.

– Я пошел переодеваться – мне пора в «Симпсонс», – сказал Страйк. – Давай закроем контору и выйдем вместе, согласна?

Через сорок минут они уже были у метро и там распрощались: Робин предстояло ехать в Патни, в книжный магазин «Бридлингтон», а Страйк собирался дойти пешком до Стрэнда.

– За эти дни поистратился на такси, – ворчливо поделился он с Робин, не уточняя, сколько пришлось выложить за эвакуацию «тойоты-лендкрузера». – Времени еще полно.

Несколько секунд она смотрела ему вслед: Страйк тяжело опирался на трость и сильно припадал на одну ногу. Робин, выросшая в компании троих братьев, научилась точно предвидеть мужскую реакцию на женскую заботливость, но могла только гадать, сколько продержится Страйк, пока не сляжет всерьез и надолго.

вернуться
вернуться